Форум » Про войну... » Великолепный рассказ. » Ответить

Великолепный рассказ.

Слоновский: Буду рад, если кто подскажет автора и название произведения. _______________________________________________________ После тяжелых боев под С. наш батальон был отведен на отдых в маленький уездный городок В-ск. Отдых был необходим. В ротах оставалось по двадцать--двадцать пять офицеров, и те были измучены донельзя. -- Вы уж постарайтесь, господа квартирьеры, - сказал наш подполковник Волховской. - Люди должны хорошенько отдохнуть. Квартирьеры постарались. Почти все чины батальона получили отдельные комнаты или даже квартиры. Жители В-ска были к нам добры и предупредительны. Хозяйки покупали на местном рынке мясо, молоко, коровье масло, яйца, зелень, овощи. Варили борщи, жарили котлеты, в некоторых домах офицеров потчевали целыми поросятами. На добровольцев смотрели, как на освободителей, тем более, что от красных натерпелись - проходили через В-ск их матросские и рабочие отряды, грабили немилосердно. Последние салопы, лапти и кадушки, и те забирали, грузили на свои телеги. Красная пропаганда в В-ске не могла дать никаких результатов - городок был провинциальный, тихий, живший по старинке. Утром и вечером колокольный звон. Лавки местных купцов закрывались в три часа пополудни. По воскресным дням, после церкви, народ выходил на деревянные тротуары В-ска. Гуляли, покупали с лотков конфеты и мороженое, дарили местным барышням пучки сирени. На третью неделю в расположение батальона прибыл из Штаба Дивизии офицер. Подполковник Волховской послал за мной. -- Иван Аристархович, возьми-ка с десяток офицеров, поезжайте в Р-в. -- Кого взять, господин подполковник? -- По три-четыре человека от роты. Там поступите в распоряжение полковника Лепницкого. Поручик Челищев, - он кивнул на молодого штабного, - едет с вами назад. На следующий день, на трех веселых тройках, по пыльному разухабистому большаку двинулись мы в Р-в. В тарантасах поместились все одиннадцать человек и поручик Челищев. Штабной оказался славный малый. Но о цели поездки знал не больше нашего. Он выполнял приказ полковника Лепницкого: съездить в батальон и привезти десять-двенадцать офицеров. По пути мы гадали, что бы это могло быть. Если для награждения, то почему не были составлены наградные листы? Если для парада, то почему не сообщили нашему командиру? Если для какой-то еще цели, то зачем эта таинственность? Со мной в коляске были, кроме поручика Челищева, штабс-капитан Кугушев и поручик Гроссе. -- Может, встречают какого-нибудь туза из «союзников», - спрашивал Гроссе, - потребовались фронтовики для караула? Штабной поручик пожимал плечом: -- Для парадов снимают целые части. -- Может, пресса хочет непосредственно узнать, что происходит на фронте? И будут газетчики и репортеры? -- На это есть целый отдел пропаганды, господа. Они постоянно собирают сведения и передают их в газеты. Да и свои листки выпускают. Восемьдесят верст до Р-ва промелькнули быстро. По пути остановились только раз, напоить коней, слегка почиститься и попить чаю. Конечно же, говорили о предстоящем отдыхе в «столице», об институтках и барышнях, о хороших ресторанах с французскими винами. Но общее желание высказал штабс-капитан Сергиевский: -- Господа, даже просто выспаться на свежих простынях и утром попить кофею с белыми булками - разве не счастье? Уже к вечеру мы въехали на двор гостиницы «Дон». Несколько солдат возились здесь с чемоданами. Тут же стоял грузовик, и водитель в кожаной кепке и матросском бушлате перетряхивал его железное нутро. Тетка в домотканной юбке и рваной кофте развешивала белье на веревках. Незнакомый ротмистр вышел из фойе гостиницы. Представился: -- Ротмистр Штиммер. Господа, полковник Лепницкий поручил мне встретить вас. Номера подготовлены. По два человека на комнату. Увы, ничего лучшего предложить не можем... Прошу размещаться... Поручик тут же исчез. Ротмистр подозвал усатого фельфебеля, по всему видать, старой, царской школы. Тот стал разводить офицеров по нумерам. -- И все же, ротмистр, я был бы признателен, если б вы сказали, зачем мы здесь, - сказал я Штиммеру. -- Как, вам не сказали? -- Ни слова. -- Par bleu! - ругнулся ромистр по-французски. - В таком случае, полагаю, вам нужно дождаться полковника Лепницкого. Разумеется, к утру следующего дня мы знали все и без полковника. Бородатый казак, раздувавший самовар на дворе, выдал все секреты Штаба. -- Как жеть, ваш-бродь! Оно значить сотника Маталова приговорили, а Маталов - наш, донской. Ребята станичники возмущаются: ну, перепившись, прокатился на пархатом лавочнике, ну, хлестнул того пару раз по заднице... Так сразу и расстрел? Не по правде это. Хучь и по закону, но не по правде! Казак был при генерале Зайцевском. Генерал оказался председателем военного трибунала. Случай с сотником облетел все газеты и был у всех на слуху. Есаул Маталов не был ординарным казачьим офицером. Одним из первых присоединился к Добровольной Армии. Создал образцовую казачью партизанскую сотню. Ходил в лихие рейды по красным тылам. В предместьях Р-ва, на постое, Маталов оказался у местного торгаша и ресторатора Зиновия Гоца. Поначалу вроде все было тихо-мирно. Но наслушался бравый есаул, что творится в городе. Узнал, как скупятся местные буржуи, купцы да спекулянты и прочие предприниматели, на нужды Белых воинов. А узнав да выпив вина, сорвал зло на Зиновии Гоце. Поставил его на четвереньки, сел верхом и потребовал возить его: «-- Так мы с тобой, шкура, и в Москву въедем!» Для пущего доказательства перетянул нагайкой ресторатора по заднице. «-- Н-но! Н-но, шкура!» Зиновий Гоц есаула на себе провез, но тут же побежал к своим. А среди своих у него двоюродный брат, банкир и денежный туз Халифман. У того связи с Францией, с тамошними банками и финансовыми баронами. Через два часа уже целой делегацией местные поставочники Армии продуктов и городские лавочники отправились в Штаб Армии. Просить защиты от пьяного погромщика. А еще через час за есаулом выслали патруль: арестовать и препроводить на гауптвахту. Пожилой и пузатый войсковой старшина Колокольников, с которым я разговорился в кафе через площадь, дополнил: -- Дождутся генералы. Кубанцев против себя настрополили, мало стало? Хотять донцов поднять? Это ж нам зараз!.. В войсках опосля приговора разброд, в казармах что солдаты, что офицеры высказывають свои мнения. В общем, отказываються приводить приговор в исполнение. Никак за тем к вам и обратились... Поручик Гроссе тут как тут, во двор с бульвара входит, газетой, свернутой в трубочку, машет: -- Иван Аристархович, чудится мне, что не для парада и награждений нас вызвали... -- Наше дело - выполнять приказ, - сказал я. -- Иван Аристархович, я по приказу даже пленных краснюков не расстреливал, а тут - своего?.. Да вы что, Иван Аристархович? Или мы последние босяки какие? Полковник Лепницкий вызвал меня к себе в одиннадцать часов утра. Это был желчный усталый человек с тяжелыми свинцовыми кругами под глазами. На щеках синяя трехдневная щетина. Губы сухие, голос резкий, будто щепки колет. -- Господин штабс-капитан, - сказал он, - ротмистр Штиммер вам объяснил... -- Нет, господин полковник. Он сказал, что я должен дождаться вас. Полковник слегка поморщился. -- Ладно. Дело тут щепетильное. Один из казачьих офицерв, между прочим, легендарный храбрец... -- Вы про есаула Маталова? -- Ах, так вы уже все знаете? -- В самом общем виде, господин полковник. -- Этого достаточно. Буду краток. Военный трибунал вынес свое решение. Генерал Зайцевский против расстрела, но от Главнокомандующего поступило распоряжение: приговор должен охладить многие горячие головушки. И потом, как это ни прискорбно осознавать, но богатые люди Ростова, Новочеркасска, Екатеринодара, Николаева уже дали понять, что лишат нас последней поддержки, если это дело останется без последствий... -- А велика ли поддержка, господин полковник? - спросил я. -- Какая бы она ни была, - взглянул мне в лицо Лепницкий, - мы должны выполнять распоряжения вышестоящего начальства. -- Слушаюсь, господин полковник. Позвольте вопрос. -- Да? -- Почему - мы? Есть же у вас солдаты... -- Есаул Маталов в своем последнем слове изъявил желание, чтобы экзекуцию проводили только офицеры. И это понятно, все же есаул - офицер Русской армии. Еще вопросы? -- Никак нет. -- Завтра поутру вы и ваши люди должны будут прибыть на улицу Сенную, в казармы саперного батальона. Приговор должен быть исполнен ровно в шесть утра. Но до утра следующего дня было далеко. Полдня, вечер, целая ночь. В комнате Гроссе и корнета Патрикеева дым коромыслом, ругань площадная. Собрались, бренчат бутылками от портера. Я подошел к двери, услышал хриплый и сильный голос Сергиевского: -- Что? Нас, боевых офицеров и в расстрельную команду? Эти с.. сыны... -- Не горячись, Алексей! Был трибунал. Маталова тоже выслушали... -- Лизали себе муде эти трибунальцы! - это уже Вика Крестовский. -- Тише, Вика, генерал Зайцевский на этом же этаже... -- А мне плевать, Саша! Я - первопоходник, у меня есть все права... -- Что-то и позже, под Армавиром, Ставрополем да у Тихорецкой я не видел этого генерала, - сказал Кугушев. -- Господа, оставьте. Дался вам генерал. Дело не в нем, а в том, что есть субординация и есть приказ... -- Если приказ заведомо преступный... -- Корнет, опять вы со своими юридическими закавыками! -- Господа, господа... Дайте мне слово! Это голос Гроссе. -- Скажите, Гроссе, ваше слово! -- Я внимательно перечитал все газеты. Знаете, чего нам не договаривают? Того, что за этого Гоца делегировались от торговых кругов. Они грозятся не дать армии денег... Что? С.. дети... Денег не дать? Мы за них кровь свою льем... Тут я вошел в комнату. -- Господа офицеры! Все поднялись передо мной как старшим. Обычно я не требую этого. Это вообще против традиций нашего Офицерского батальона. Но тут была особая ситуация. Я подождал, пока не поднялся даже наш славный разведчик Вика Крестовский. -- Господа, всякое обсуждение приказа до его исполнения есть нарушение Устава. Приказываю вам сейчас же разойтись. Завтра подъем в пять утра. Офицеры молчали. Дым от папирос скрывал их лица, обоженные солнцем, высушенные ветрами. Но я чувствовал их несогласие. И не мог не разделить его -- втайне. -- Еще раз, господа! Приказываю сейчас же всем разойтись и больше не собираться. Офицеры подтянулись. Армейская привычка оказалась сильнее. -- Спокойной ночи, Иван Аристархович. Это Вика, проходя мимо. Чином - выше меня. Но не прекословя, потому как я - начальник. -- Спокойной ночи, господин капитан. Не знаю, что повлияло на меня. Но спал я, как убитый. Ни сновидений, ни ворочаний. Лег на мягкую постель и тут же ушел во тьму. В половине пятого вахтенный казак постучал в дверь: -- Ваше благородие! Вы приказали разбудить... -- Хорошо, я уже встал, братец! Плеснул себе в лицо из кувшина. Потрогал щетину. Тоже третий день, надо бы побриться, но... Оставил эту мысль. Оделся, обулся, затянул ремни, вышел в коридор. Из соседних нумеров выходили мои офицеры. В глаза не смотрели. Выполняли приказ. Вышел Вика Крестовский, чашка с кофе в руке, сам сварил себе на спиртовке. Появились Сергиевский и Кугушев, Гроссе и Фролов, Патрикеев и Лебедев. Потом вышли Сабельников с Никитиным. Последним показался подпоручик Беме, белокурый, улыбчивый, один из любимчиков Вики Крестовского - любил Вика смелых людей. Грузовой мотор подъехал ровно в пять. Мы залезли в него. Я сел рядом с прапорщиком-шоффером. Города мы хорошо не знали и поэтому положились на него. Однако даже в предутренней синеве я увидел, что поехали мы не к казармам саперного батальона, а куда-то к самому центру. -- Вы знаете, куда нам надо? - спросил я шоффера. -- Так точно, господин штабс-капитан. Приказ полковника Лепницкого - прибыть с вами в расположение комендантской роты. Через десять минут мы въезжали в серое приземистое здание городской тюрьмы и гауптвахты. Солдат у будки проверил документы у шофера. На внутреннем дворе гауптвахты нас встретила группа офицеров. Один из них был во французской форме. Остальные - в английских френчах и русских кителях. Выделялся между ними генерал Зайцевский, дородный, крупный, властный. Рядом около него стоял полковник Лепницкий. Он увидел нас, сразу пошел навстречу. Отдал честь, здороваясь. -- Господа! Генерал Зайцевский желал бы переговорить с вами. Генерал тоже двинулся к нам, сопровождаемый всей небольшой свитой. Среди них я заметил ротмистра Штиммера. Позади всех шел священник, старенький, в жидкой бороденке, с крестом на впалой груди. Электрические фонари освещали площадку, на которой мы стояли. Француз был в усиках, с колючим неприятным взглядом. Русские отводили глаза. Я сделал два шага по направлению к генералу, приложил ладонь к козырьку. Сделал доклад: -- Ваше Правосходительство! Штабс-капитан Бабкин. Группа офицеров отдельного Офицерского батальона прислана под моим начальством в ваше распоряжение. Зайцевский важно кивнул, протянул мне руку. Его ладонь была крупная, сильная. -- Здравствуйте, штабс-капитан. Здорово, братцы-ударники! С чего это он так к нам обратился? Мы не были ударниками. Мы всегда, с самого начала были Офицерским батальоном. Мы воевали бок-о-бок с корниловцами, с «дроздами», с кубанцами. Но мы никогда не переставали быть самими собой - чинами отдельного Офицерского батальона. -- Позорить мундир офицера непозволительно никому, - тут же начал свою речь Зайцевский. -- Мы - армия освободителей, а не банды красных преступников. И когда кто-то из нас, Русских офицеров, в нарушение присяги и закона, совершает тяжкий проступок, он должен отвечать по законам военного времени. Есаул Маталов, приговоренный трибуналом к расстрелу, совершил таковой проступок. Он запятнал святое знамя Русской армии, он нарушил присягу. Вам поручено приказом Главнокомандующего привести приговор военного трибунала в исполнение. Выполняйте приказ! Тут же выступил полковник Лепницкий. -- Господин штабс-капитан, ведите отделение за мной для получения оружия. Мы двинулись за ним. Без какой-либо команды со моей стороны. Сначала пошли вразнобой, потом стали «держать» шаг. В оружейной комнате гауптвахты офицерам выдали винтовки. Они были новенькие, хорошо смазанные. Выдали каждому по три патрона. Назад, на внутренний двор мы вышли уже строевым шагом. Четко печатая каждый удар сапога. Все молча. Между собой ни слова. Даже не смотрим. Тяжело! Серое утро быстро окрашивалось в нежный розовый цвет. Солнце вставало за стенами тюрьмы. Но еще не было видно. Мы встали шеренгой. Я с краю. Из бокового проема гаупвахты двое солдат под командой вахмистра вывели человека. Он был в одной белой рубашке. Руки связаны сзади. Синие казачьи брюки с красными лампасами заправлены в жарко начищенные сапоги. Шел высоко подняв голову. Даже словно бы улыбался. Потом встретился глазами с нами. Еще выше поднял голову. -- Офицеры? - спросил громко. -- Да, офицеры, - сказал я вне всякой субординации. -- Хорошо. Полковник Лепницкий быстро подошел ко мне. -- С осужденным не полагается разговаривать. -- Я этого не знал, господин полковник. Солдаты тем временем подвели Маталова к стене. Это была кирпичная кладка, поверху покрытая слоем серой штукатурки. Там и сям на ней были видны пулевые отметины. Значит, не раз уже возле нее проводились подобные экзекуции. Солдаты оставили есаула у стены. Сами отошли. Тюремный священник подошел к есаулу. Стал говорить с ним. Потом подал крест. Есаул поцеловал его. Священник, явно удовлетворенный, отошел. Полковник Лепницкий стал читать еще раз приговор. -- ... военно-полевой суд в составе... приговорил бывшего есаула Маталова... Меня поразило: бывший есаул! Я смотрел в его сильное красивое лицо. Нос с горбинкой, черные усики, бровь с заломом. Как и у нас, кожа его загрубела на полынных ветрах, казачий чуб обожгло южным солнышком. Маталов не боялся смерти. Он видел ее много раз. Служил Русскому царю и отечеству, служил делу Добровольческой армии. Рисковал жизнью, дорожил честью. Он был не бывший, он до конца оставался Русским офицером, казачьим есаулом. Но быть расстрелянным своими?.. -- ...привести в исполнение! Полковник Лепницкий обратился ко мне: -- Господин штабс-капитан, командуйте! Я полуобернулся к своим. -- Офицеры! Цельсь! Шеренга звякнула винтовками. Замерла. Ближним ко мне был подпоручик Беме. Его винтовка твердо лежала на руке. Правый глаз цепко взял цель на мушке. -- По осужденному – пли! Ахнул залп из десяти винтовок. Боковым зрением я увидел, как вздрогнула свита генерала Зайцевского. Винтовочный дым быстро рассеялся. Есаул Маталов... стоял у стены. Его лицо серо. Его глаза остановлены. Над его головой, на стене - новые отметины. -- Что такое? - голос генерала Зайцевского налился гневом. - Полковник, это измена! -- Ваше превосходительство... - заметался Лепницкий. - Штабс-капитан, повторить исполнение приговора! Другие офицеры тоже загомонили. Француз с ненавистью смотрел на нас. -- Господин генерал! - вдруг всех перекрыл молодой срывающийся голос корнета Патрикеева. - Согласно военного артикула, статья 131-я, пункт шестой, приговор военного трибунала производится единоразово, недопустимо повторение экзекуции... -- Что? Офицеры - бунтовщики? -- Никак нет, ваше превосходительство, - тут же выступил я. - Мы следуем букве Закона Российской империи. Офицеры выполнили приказ. Очевидно, винтовки оказались непристреляны. Но повторно расстреливать - это нарушение закона! -- Всех под арест! - закричал Зайцевский. Мы, одиннадцать вооруженных фронтовиков, стояли против восьми или десяти штабных и трибунальцев. Священника, конечно, считать не приходилось. -- Ваше превосходительство, - подал голос Вика Крестовский. - Отмените последнее ваше распоряжение. И он передернул затвор винтовки. То же самое сделал подпоручик Беме. За ними звякнули затворы еще восьми винтовок. Я положил руку на кобуру своего нагана, расстегнул ее... Полковник Лепницкий попытался проскользнуть в помещение гауптвахты. -- Господин полковник, прошу не усугублять ваше положение, - преградил ему дорогу штабс-капитан Сергиевский. Его винтовка смотрела прямо в грудь полковнику. На этот раз промаха не могло быть. -- Это измена! - закричал снова генерал Зайцевский. - Вы будете отвечать по законам военного времени... Мне не оставалось ничего, как отдать приказ: -- Господа, вы арестованы! Прошу сдать оружие. Нам, только что вышедшим из боев, ничего не стоило разоружить их. Мы сделали это ловко, с давно выработанной сноровкой. Скольких краснюков мы разоружили точно таким же способом, не сосчитать! Потом на глазах изумленных чинов комендантской роты, мы отвели их на гауптвахту. Вахмистру строго приказали стеречь и ждать приказа из штаба Главнокомандующего. Все остальные приказы - не принимать. Есаула, разумеется, развязали. -- Вы с нами идете, есаул? - просил Патрикеев. -- Конечно, с вами, - ответил он. - Если вы не красные... -- Нет, мы - белые, - ухмыльнулся поручик Фролов, из батарейцев. Мотор, на котором нас привезли, стоял тут же. Мы быстро вскочили на него. Прапорщик удивленно посмотрел на винтовки. Потом увидел есаула среди нас. Ахнул. -- Голубчик, поезжай-ка отсюда прямиком на В-ск, - приказал я. Он завел мотор. Какой русский не любит быстрой езды! Эх, и мчались же мы. По городским улицам, мимо нарядных витрин, мимо бульваров и ресторанов, мимо бредущих куда-то обывателей, мимо присутственных мест и банковских контор, мимо складов и лавок, ползущих куда-то крестьянских телег и дремлющих на козлах «ванек», мимо харчевен и жилых домов, потом по шоссейной дороге, крича что-то конным разъездам. Потом по большакам, оставляя за собой высокий шлейф пыли. Ехали и смеялись. Какое тупое выражение лица было у генерала! А Лепницкий-то... Небось в штаны наделал, когда штабс-капитан навел на него винтовку. Да, непристреляны винтовки оказались... Ха-ха-ха-ха! И еще по два патрона в каждой. Всей генеральской свите досталось бы по ореху, а то и двум. За пять верст до В-ска бензин в моторе кончился. Автомобиль зачихал, задрожал, стал двигаться толчками, потом пустил последнюю струю синего дыма и вконец остановились. Я приказал прапорщику сидеть и ждать. У нас в обозе была бочка бензина. Сами мы пешим ходом двинулись дальше, к завидневшимся окраинам В-ска, в зеленых купах садов, с золотистыми маковками церквей поверх. -- Честно признайся, Вика, вы договорились стрелять поверх головы?.. -- Слово офицера, Иван. Никакого договора не было. Ты приказал, мы разошлись. Я даже с Беме не обсуждал. Сады В-ска все приближались. Уже слышен стал тонкий и мелодичный колокольный звон. Одинокий, серебряный, радостный. А вот и высокая колоколенка с тонким крестом в синем небе. -- Ладно, не договаривались, так не договаривались. А вы, есаул, счастливчик! -- Это все как во сне, господин штабс-капитан. Но что же теперь будет? -- Мы - боевая часть. Мы даже пленных зачисляем к себе. А вы - наш офицер. Что может быть? - ответил я как можно беззаботнее. Подполковник Волховской встретил нас у штаба, на крыльце дома городского головы. Он качал головой, опираясь на свою палочку. Его седой ус нервно подергивался. -- Что там у вас произошло, Иван Аристархович? - спросил он. -- Вы же получили телеграмму из Штаба, - сказал я. -- Получил. Даже ответил. Есаул Маталов вышел к подполковнику. -- Господин подполковник, я - есаул Маталов, командир донской казачьей сотни. Прошу принять меня в ваш Офицерский батальон! Василий Сергеевич посмотрел ему в лицо. -- А ведь я знавал вашего батюшку, есаул. Он урядником был, верно? В японскую отличился, взял в плен двух самураев... -- Да, - удивленно ответил Маталов. -- Ладно, скандал с генералом Зайцевским мы как-нибудь уладим, - сказал подполковник Волховской. - С Дона выдачи нет, не так ли? У Маталова дрогнул подбородок. Старой казачьей славой прозвучали из уст подполковника эти слова. А Василий Сергеевич уже отвернулся и давал распоряжение: -- Вика, запишите есаула к себе в охотники. Полагаю, не прогадаете. Вика Крестовский просиял, что тот новенький золотой червонец с профилем Государя. Радостью и любовью к командиру просиял. -- Слушаюсь, Василий Сергеевич! Спустя месяц генерал Зайцевский объявился у красных. Кто-то говорил, что был взят в плен. Другие убеждали, что перешел к ним добровольно. Даже получил у них должность начальника военно-юридического отдела. Дело по есаулу Маталову было закрыто. Мы дрались у Богодухова. Мы стояли насмерть на переправе под Камышухой. Потом прорвали фронт красных, совершили рейд по их тылам. Удачно получилось. Захватили полковой обоз, две пушки, девять пулеметов, много винтовок, даже красную тряпку с портретом козлинобородого Троцкого. Ту тряпку мы рвали на ветошь-лохмотья и чистили теми лохмотьями пушки. Потом снова прорвали фронт и вышли к нашим марковцам. Главнокомандующий приезжал к нам на позиции. Мы промаршировали парадом перед ним. Взбивали клубы желтой пыли и пели нашу батальонную «Офицерскую». Потом был обед в Офицерском собрании. Были представители союзников. Были высокие чины. Мы представлялись Главнокомандующему. Среди нас был и есаул Маталов. Он был натянут, как струна. Отдал честь, назвался. Деникин протянул ему руку. -- Это не вы... -- Да, Ваше Высокопревосходительство... -- М-да... Французы после вашего побега развезли такую какофонию. Ну, да что сейчас вспоминать! Василий Сергеевич, как есаул воюет? Подполковник Волховской тут же ответил: -- Один из лучших в батальонной разведке. Представлен к Георгиевскому кресту за последнее дело. -- С удовольствием подпишу, - сказал Деникин. - И все же, есаул, в следующий раз, ты напившись рестораторов и банкиров не пори плеткой. Они нам еще пригодятся... Вся свита Главнокомандующего засмеялась. Мы молчали. Мы только что вышли из боев.

Ответов - 7

канонир: Хороший рассказ.Это из сборника"Рассказы штабс-капитана И.А.Бабкина"авт.Смоленцев-Соболь Н.Н. Раннее размещенный рассказ"Деньщик" тоже оттуда.

Альф: http://cs4563.vkontakte.ru/u12528323/59799444/x_1cb0bef9.jpg, друзья, никто не имеет информацию по этой фотографии? Просто вглядевшись в эти лица, очень хочеться понять, что это за часть? Или хотя бы Добровольцы это или казаки? Но это точно пулеметчики ВСЮР.

Слоновский: Похоже на учебную команду времён Великой войны. Люди явно принадлежат к разным подразделениям. Откуда уверенность в принадлежности бойцов к ВСЮР?


Альф: Слоновский пишет: Похоже на учебную команду времён Великой войны. Люди явно принадлежат к разным подразделениям. Откуда уверенность в принадлежности бойцов к ВСЮР? Да я с уверенностью не утверждаю, это утверждает один из админов группы http://vkontakte.ru/club6488391, довольно значительная группа(почти 20тыщ чел.,) не доверять его слову пока оснований не было... Вглядевшись в эти лица, очень интересно узнать ваше мнение...

Редькин: Слоновский пишет: Похоже на учебную команду времён Великой войны. Люди явно принадлежат к разным подразделениям. Пожалуй и я согашусь.Тем более у крайнего левого солдата виднеется,какая то замысловатая,шифровка на погонах. И очень забавно выглядят замысловато изогнутые сошки станка пулемёта

Слоновский: Ага...Меня тоже эта шифровка смутила. Ну а количество участников группы - не подтверждение исторической достоверности.

канонир: Слоновский пишет: Похоже на учебную команду времён Великой войны. Не лишено оснований На снимке пулеметы системы"Гочкисс" с жесткой лентой и треногой с горизонтальной и вертикальной наводкой.Возможно французкого производства- MLE.Такие в небольшом к-ве закупались для пулеметных команд в ПМВ.



полная версия страницы